Встреча с 90-летним свидетелем Голодомора Николаем Онищенко

Новости музея18 ноября 2016

18 ноября 2016 в Зале памяти Мемориала жертв Голодомора прошла встреча с 90-летним свидетелем Голодомора Николаем Онищенко. Послушать воспоминания человека, пережившего геноцид 1932-1933 годов и собственными глазами видевшего уничтожения односельчан, пришли не только представители прессы, ученики и студенты, но и рядовые киевляне, которые болеют за сохранение памяти.

Николай Павлович пережил Голодомор в селе Роза, на окраине Бердянска. Те два года были только началом, потому что о его жизни на самом деле можно снимать фильм. Затем были - Вторая мировая, концлагеря ... Но, несмотря на это, он получил два высших образования, получил ученое звание, и самое главное, даже эвакуация из оккупированного Луганска в 2014-м не забрали у него жажды жизни и стремление сделать мир лучше.

- Меня попросили, чтобы я рассказал о Голодоморе. Но я не хотел бы [начинать] сразу с того, как это выглядело, что это за «Голодомор». Хотел рассказать с немного раньше, как это было, та жизнь, как это люди подошли к этому Голодомору, - начал свой рассказ-исповедь Николай Павлович. - Мне удалось увидеть деревню. А я родился в деревне, вырос в деревне и четыре класса закончил в селе. И я малым застал, когда мой дед и его два сына (в том числе мой отец), хозяйничали на земле. И я очень запомнил как жили тогда люди. Мог судить о той жизни, несмотря на то, как жила семья моего деда, мои родители.

Я очень хорошо помню, как я малым полез на чердак к деду. Я был очень удивлен, когда увидел эту картину. До сих пор помню. На этом чердаке, под камышовой крышей, висели окорока - целый ряд, чаши стояли с жиром залитым, колбасы, сало в таких ящиках, мед в макитрах. Это было чудо. А дед все это было. Я помню двор ... Он был не богат. Два сына было. Он не попал тогда в кулаки. Двор был, чего там только не было: телята, гуси и жеребята ... Все ... Сад огромный вишневый, виноград ... Это село Нововасильевка под Бердянском, 7 км от Бердянска.

И вот я помню еще одно такое впечатление. Когда началась коллективизация, я увидел пустой двор: ни лошадей, ни гусей, ни овец - ничего, все пустое. Даже коровы не было. Я помню, моя бабушка даже плакала, что наша корова (она ходила ее кормить, тогда еще не было колхоза, а были артели, ТСОЗы), дохнет. Ее подвязали к балке ... Вот это я тоже помню.

Следующее, что я помню, это то, что те люди, которые остались без земли, остались без скота, они стали нищими. Что такое забрать у крестьянина землю? Они остались без дорогого ... они стали нищими. Люди питались с огородов. Затем огороды обрезали, чтобы шли в эти колхозы, чтобы не голодать. Дошло до 1932 года, голода. У людей не было ничего, может собака. И они получали зерно из артели. Хотя оставались некоторые, что нуждались. Их уговаривали, чтобы они шли в эту артель. А люди не хотели. У нас даже сосед такой был.

И это я уже будучи семилетним (было 7 лет в 1932 году, должен был идти в школу), услышал от матери: в селе Новавасиливка начали отбирать хлеб, в этих старцев оборванных ... Конечно, вы не можете представить людей того времени ... И никакое кино это не сможет показать. Где набрать людей, худых, страшных, в лохмотьях. У людей была такая одежда, что нельзя было понять, какая первая была ткань. Это было заплата на заплате. И на рубашке, на брюках, на ботинках. Все село было старцев ... Услышали, что будут отбирать хлеб ... Тогда нельзя никак сказать, что были сыты. Хлеб отбирали у голодных людей ... Услышали люди, отбирают в соседнем селе. Настал день, что началось у нас, в селе Роза, в 13 км от Бердянска. Мы это почувствовали ... Напряжение, которое испытывали все ... Все были напуганы. Трудно описать. Говорят, что собаки почувствовали. С другого конца села, начали говорить, что у этого человека отбирают, что слышны крики ... Помню, как моя мать бегала с оклуночком, в котором было около ведра полтора кукурузы. У нас была обычная изба, тоже под камышом ... Мы были в кухне ... У плиты стоял бочонок с огурцами, и мать принесла ведро. Вылила с той бочки рассол в ведро. Затем высыпала эти огурцы, запихнула туда этот оклуночок с зерном, наложила огурцы сверху, наложила кружочки, камни, и здесь появляются эти самые реквизиторы - трое. Один старший подошел к матери и говорит: «Где зерно?» «У нас нет никакого зерна». «Где зерно, я тебя спрашиваю?» Тем двум говорит: идите на огород, на чердак, ищите. Мать говорит, что мы не в том ТСОЗ ... в нас нет никакого зерна, мы не получали. Мой муж работает в Бердянске, в порту грузчиком. У нас нет ничего. А он свое: «Где зерно?» Он спрашивает у двух: вы на огороде были? «Были». А говорят, что люди прятали зерно, закапывали его, маскировали на огородах, где-то в садах .. Придумывали как скрыть зерно. Они выискивали. Он говорит: «А вы в соломе дергали ... крючком?» «Уже проверяли». «На чердаке был?» «Был». «Полезайте еще, плохо смотрели» Он вернулся с чердака, где нет. Ничего не нашли. Тогда он смотрит на ту бочку. Он спрашивает, что это у тебя огурцы сухие? Посмотрел, а там между огурцами выглядывает мешок сухой. Он туда рукой, выдернул узелок, огурцы, камни посыпались. Он забросил этот оклуночок за плечи, и из дома. Мать схватилась за этот оклуночок. И начала очень кричать, плакать. Мы за мамину юбку, вытащил нас на улицу. Отцепился от нас. Стояли две подводы, кричали люди. На этом мои впечатления закончились, они поехали ... Даже собаки попрятались .... Это было насилие ... Отбирали хлеб у нас, кто был рабочим, а не крестьянином ... Я помню, хлеба у нас не было. Очень было много овощей ... Овощи не отнимали. Отец работал в Бердянске, давали пайки, голодом были поражены села. Те, кто делает хлеб, остались без хлеба. Я не знаю, что получал отец, но помню, что он приносил раз в воскресенье, может чаще, уже не помню. Я только помню, что хлеба он не приносил, а приносил из порта что-то. Мать с того прямо на плите такие какие-то оладушки пекла ... И мы ели эти оладушки. Мы видимо были самые богатые в этой деревушке.

А где-то ближе к весне голод усилился так, что появилось много старцев. Люди шли ... и все время что-то просили. Помню, что говорила мать: «Не выходи из двора, потому что тебя съедят.» И действительно такие слухи были. Я никуда не выходил, даже к соседям. Я не видел своих сверстников. Совсем запретили выходить со двора.

Знаю, что мать говорила, эти кто отбирал хлеб, это было так называемый комбедовцы. Те о которых в селе говорили, это самые крупные лентяи, пьяницы, эти вот хлеб отбирали. Это главные, кто служил при отборе хлеба. А когда началась весна и начали таять снега, тогда были самые страшные впечатления. Помню страшный случай ... Когда к нашему двору подошел человек. На человека мало похожа. Этот человек совсем опух. Только глаза загноились, то с них текло. Он был страшен. Люди уже съели все, что можно было съесть. Поели свои ботинки, сапоги, свои пояса, потому что тогда все было кожаное... Он был в одних тряпках. Шел по дороге, раскисшей ... и не чувствовал ничего. Тряпки размокли на ногах. Я помню его пальцы выглядывали с тех тряпок ... протянул руки, просил что-то у меня, мне было очень страшно ... И мать выскочила, меня забрала. Не помню, дала ли что-то, потому что дать было нечего ...

Время от времени говорили, там лежит, там лежит ... Кто подбирал их, я уже не помню ... Голод тогда только уменьшился, когда начались первые почки на деревьях ... Когда началась трава, первая лебеда. Варили лебеду, обдирали кору деревьев, ели .. И я тогда выходил со двора, у меня был товарищ ... Мы лебеду не ели, а они ... Ели варево из лебеды, это было нормально. Ближе к лету у тети, в Новавасиливци, в мельнице начали доставать хлеб. Потому что удалось выжить тем, кто спрятал хлеб. Были такие люди, конечно ... Мой дед тоже спрятал, он был в том селе ... Дед сделал мельницу и молол зерно. Остались все живы, и у деда, и мы все живые ... А сколько было мертвых в нашем селе - я не знаю ... Знаю много было мертвых ... Весной во многих начали отбирать этот скрытый хлеб ... Так я был свидетелем Голодомора. Это все что я тогда видел ».

Уже несколько десятков лет своей жизни Николай Павлович жил в Луганске. На пенсию ушел с должности главного экономиста Луганского тепловозостроительного завода, но советским человеком он так и не стал. «Бывало, что мне предлагали должности, которые были мне по силам и которые я хотел, но в партию вступать для этого я не согласился», - говорит 90-летний мудрец, которого даже в таком возрасте судьба испытывает. Потому с 2014 года он с женой вынужден жить в Киеве в статусе временно-перемещенных лиц, теснясь у знакомых, будучи лишенным многих элементарных благ, так необходимых каждому человеку.